ММ подробно рассматривает понятие “свойство” в науке и в романе. “То, что называется свойством, определяется в науке лишь как отношение, например, свойство тяжести, скорости и так далее” (стр.366). То есть свойства не присущи предметам сами по себе. В языке, когда мы называем свойство предмета, “то мы полагаем некую абсолютную нерелятивную инстанцию, за которую дальше не идем” (стр.366). Пруст ближе к научному понятию свойства, где действует принцип относительности, являющийся общей процедурой нашего мышления. “Даже в наших жизненнных попытках самосознания и ориентации, если мы начинаем что-либо понимать, то начинаем понимать лишь тогда, когда мы размыкаем ситуацию свойств и качеств” (стр.366).
Определение свойств - это упаковка целостной действительности, закрывающая возможность более глубокого анализа (нового анализа). Определение свойств - это метафора и это путь к анализу общего.
Материал мира мы “загнали в неопределенное, безразмерное, неизмеримое “я”, которое является хранителем этого особого материала...” (стр.366, стр.367). То есть, мы отказались от собственных индивидуальных качеств и не признаем какие-либо качества предметов абсолютно присущими этим предметам. Это одно из условий понимания. Но есть еще одно: “...мир может войти в нас и быть воспринятым, подчиняясь следующему априорному требованию: он должен принять определенную форму. ... Например, он должен принять форму последовательности смены наших впечатлений” (стр.367). В романе такая последовательность строится искусственно, а мир сам по себе - целый, “необязательно содержит в себе ту последовательность, лишь развернувшись в которую он может быть нами воспринят” (стр.367).
Последовательность предъявляемого материала в романе отражает “неизмеримый и невидимый поток желаний” автора. И, будучи построенной, эта последовательность создает свойства изображаемого. “Игра верований откладывает на предметах какие-то знаки, после чего перед нами выступает законченный и готовый мир, в котором мы начинаем двигаться так, как если бы он обладал свойствами” (стр.367).
В перестроении материала в искусственную последовательность легко потерять целостность мира или создать иллюзорную целостность.
Вообще-то речь идет о неустранимости отношения автора к миру, которая задана изначальным и проявляет себя в “свободном” переборе предметов (почему именно таких, именно этих). Так что предполагаемая полная разборка мира и последующая реконструкция его в романе “с нуля” - сильное упрощение. То, чем оперирует автор после разборки, тоже несет на себе отпечаток свойств автора.
Читателю приходится миновать образовавшийся уровень готовых свойств. “Но стоит нам сосредоточить внимание, как перед нами сразу выступает тот мир, который существует, в частности, на уровне тех описаний, где вещи приходят в движение, и первая форма движения несет с собой их враждебность по отношению к нам. Это мир, в котором для нас нет места и вообще нет смысла - зачем в нем находиться” (стр.368). Вы будто входите в новое помещение, где нет привычных вещей, где каждая вещь требует реакции, “постоянной бдительной обороны” (стр.368). Привычка освобождает нам место в мире, наше “сознательное тело” получает возможность самостоятельно решать многие проблемы без привлечения нашего внимания.
Миновав уровень готовых свойств, нужно понять, что в действительности чувствует человек, что в действительности происходит, а ответить на эти вопросы можно, “только элиминировав наш наглядный предметный язык. ... И Пруст говорит, что к видимому миру должен всегда добавляться невидимый мир, мир желаний. Пока под желанием мы можем понимать просто существование того элемента безначального материала нашей психики и нашего сознания, о котором мы говорили” (стр.369). У автора должно получиться предметное воссоздание того, что происходит в действительности.
Невидимый мир желаний не есть дискретный набор желаний. Есть основное отношение, основное противоречие между человечеством и остальным миром - это “большая гонка”. Лихорадочное наращивание потенциала человечества в ответ на закономерно с увеличением времени существования человечества нарастающую вероятность встречи все более мощных угроз. Это отношение отображается в сознании индивида как противоречие между достигнутым уровнем потенциала и растущей оценкой требуемого уровня. Конкретное желание - лишь момент в постоянно решаемой задаче выбора наилучшего поведения. Цель оптимизации поведения - наращивание потенциала. Оптимизация реализуется на основе прогнозирования с использованием картины мира, представленной в структурах мозга. В мозгу каждого индивида поведение индивида оптимизируется по отношению к потенциалу человеческой популяции. И лишь часть этого процесса контролируется на уровне сознания.
Кое-что человек может всей душой хотеть всю жизнь, иметь ресурсы, достаточные для реализации своего желания, но так и не реализовать его. Ведь поведение выбирается на основе общей оценки, в которой даже сильное желание порой не способно перевесить.
ММ говорит о целом рое разных “я”. “И вот, все эти роистые “я” есть “я” в той мере, в какой они обладают определенным сознательным телом. “Я” определено, если определено сознательное тело, то есть тот комплекс ощущений, который для каждого из нас является сознательным телом. Причем это сознательное тело не совпадает с видимым телом. ... Различение тел как носителей “я” происходит в измерении невидимого мира желаний, добавленного к видимому миру как некоторая дополнительная степень свободы” (стр.370).
“Мои состояния являются секрециями тела, но тела не анатомического, а созерцательного. Сознательное тело не есть тело как предмет сознания” (стр.371). [Это, скорее, носитель бессознательного.]
Очередной раз упомянув проблему передачи нового смысла существующими словами, которым уже приписан определенный смысл, а “мы находимся в области таких проблем, где язык играет с нами каждый раз роковую и коварную шутку” (стр.371), ММ рассматривает вопрос об изменении ранга абстракции при анализе психологической жизни человека. Понимать - значит разлагать. Спиритуальная статуя как образ неподвижного верования человека должна быть разложена. Это разложение можно выполнить в пределах ее же собственных измерений, и получатся единицы того же ранга абстракции. Вместо большого предмета получатся маленькие, вместо комплекса верований получатся отдельные верования. “Пруст же предлагает не разложение качеств психологическим вниманием или изощренностью психологического анализа в пределах единиц того же ранга абстракции, что и сами качества или свойства, - а новое, другое их измерение. И оно появляется у него с той фразы, которую я только что приводил: к видимому миру должен быть добавлен невидимый мир желаний. Когда желание есть прежде всего некоторая динамизирующая избыточность, не разложимая в терминах содержаний и предметов” (стр.372). [Заявляя о избыточности желания, не разложимой в терминах содержаний и предметов, ММ попадает в методический тупик. Желание становится дурью, заведомо не имеющей объективного основания. Что уж тут анализировать? Писателю остается коллекционировать разновидности человеческой дури и строить развлекательные шарады для читателей, решением которых каждый раз будет один из видов этой самой дури. К счастью, это не так.]
ММ продолжает двигаться в избранном направлении. “Одним из элементов человеческого существования, - вы помните, мы говорили об этом, - является пафос. Пафос всегда избыточен и безынтересен по сравнению с предметами. ... В содержании мира нет места для моего состояния” (стр.372).
Мир не ждал меня. По отношению ко мне он избыточен. Любой предмет не весь соприкасается с моим интересом, желанием, верованием. Так тоже можно сказать. Значит, здесь имеет место не избыточность, а несовпадение границ, взаимная неотображаемость пафоса и предмета.
В произведении мир, чтобы дойти до нас, должен иметь форму, отличающуюся качеством амплификации - усиления. “И эта амплификация своей явной избыточностью и интенсивностью порождает соприродный человеку вопрос смысла” (стр.373). [Я бы добавил - растерянно вынужденный вопрос смысла.]
И то, что мир не ждал меня, имеет другую сторону: избыточные (относительно моих желаний) предметы мира, вступая в отношения между собой и помимо меня, образуют внешний поток, несущий меня “без смысла”. Мы летим в этом потоке, автоматически и постоянно пытаясь выстроить, распознать, классифицировать ситуации, подобрать метафору. И результатом этого информационного процесса всегда является выбор действия, выбор наилучшего поведения.
“То, что недоступно внешнему наблюдателю, недоступно потому, что оно проросло и выросло из невидимого мира желаний. Здесь лежит ключ к объяснению и пониманию человеческих состояний и человеческой психологии” (стр.373). “Как бы мы ни определили структуру предмета, мы не получим в результате определенность состояния психики, определенность реакций, вызванных этим предметом” (стр.374).
Для определения реакций, вызванных предметом, нужно добавить бессознательное субъекта, безличное плюс индивидуальное.
Из Матисса: “Разве рисунок не синтез, не итог ряда ощущений, накопленных, собранных воедино мозгом и вдруг приведенных в движение неким последним ощущением, ... так что я выполняю рисунок почти с безответственностью медиума. ... Это озарение, дающее последний толчок, не может заключать в себе самом все разнообразие, все богатство ощущений, заложенное в рисунке” (стр.374). “И поэтому необходимо, по его словам, чтобы “память художника перевела множественные ощущения одного порядка, возможно и очень давние, в образ, направляющий его руку, которая рисует” (стр.374)
В этом контексте рука, которая рисует, - это рука, которая действует, реализует оптимальный выбор мозга.
Рисунок не определяется структурой изображаемого предмета. Художник сотворяет себя в точке восприятия предмета. Герой подставляет “свое сознательное тело или тело желаний (что одно и то же), - и тогда полностью определяется ход событий, динамика его психологических состояний, включая и последующие его поступки, то есть то, как он будет участвовать в последующей цепи событий” (стр.374, стр.375).
Определяемое таким образом сознательное тело, как тело желаний, является, скорее, бессознательным в мышлении.
ММ здесь назвал главное: последующие поступки. Именно они - результат и цель понимания.
Прусту удается “пронырнуть в “сознательное тело” или “тело желания”, и только после этого стало можно говорить что-то внятное о наблюдаемой последовательности событий” (стр.375). Иначе остается довольствоваться поверхностными, не ведущими к пониманию интерпретациями, поддаваясь лени и надежде. “Лишь символ смерти, понятая смерть блокирует наши психологические механизмы страха, надежды и лени” (стр.375).
Акт понимания есть акт освобождения. [От себя добавлю - и действия, в действии я сам - избыточный предмет, не определяемый видимыми отношениями.]
“Теперь мы понимаем, что то, что называется миром желаний, - и есть мир отношения человека к божествам, по отношению к ним у него приняты какие-то обязательства” (стр.376). Поэтому структура человеческой психики проявляется “в поле, которое вспучено под их взглядом, и тем самым неоднородно по отношению к другим, оно не видно из перспективы внешнего наблюдателя” (стр.376).
Мы действуем, фактически, в виртуальном мире наших представлений, не имея возможности своевременно, а не по последствиям наших действий обнаруживать “вспученные” места.
Откуда берутся эти обязательства перед божествами? “Не отвечая на этот вопрос, мы должны просто принять сам факт. В своих наблюдениях человеческого существа и его истории мы можем лишь констатировать, что в конституции человеческого существа есть этот избыточный и динамизирующий элемент, приводящий в движение мертвые предметы мира” (стр.376). [ММ преждевременно отказывается от проникновения в очередную реальность. Что остановило - лень, страх, надежда? Он смиряется с кажущейся избыточностью, другими словами - бессмысленностью, патологичностью значительной части психической жизни человека.]
Если и есть избыточность у человеческого мышления, то это - избыточная универсальность, доставляющая людям массу хлопот. Эта универсальность позволяет человеку, прорываясь от одного уровня смысла к другому, выйти на уровень, где действительно нет никакого человеческого смысла. И предстоит научиться жить с большой дырой в системе смыслов.
Все остальное происходит в жестко дефицитном режиме, а не в режиме избыточности. “Большая гонка” - смысл деятельности человека и его психической жизни, обеспечивающей эту деятельность.
У человека “есть структура пафоса, отношения через предметы к чему-то более высокому. ... Но почему? Откуда это? Ответить на этот вопрос то же самое, повторяю, что и ответить на вопрос, откуда вообще произошел человек. Мы можем лишь сказать, что то, что рождается в виде человека, - рождается под знаком этих пафосов или этих богинь. Нам нужно вглядеться в этот факт и извлечь из него полезные следствия. А откуда сам факт - необязательно спрашивать, если он уже есть. Не случайно в древнем сознании он был символизирован идеей происхождения человека от Бога” (стр.376, стр.377).
“Вы понимаете, что смерть человека в богине, или в божестве, или в Боге - это завершенность и полнота. Полнота извлечения смысла того, что есть и что было, что происходило на самом деле” (стр.377)
Образ смерти человека в Боге - это способ разумно действовать в условиях, когда человеческого смысла существования человечества нет. Это - заглушка на дыре в системе смыслов нашей жизни. Ее роль особенно благотворна для людей, лишенных возможности эффективно действовать, например, престарелых, находящихся на иждивении общества, или заключенных. Большинству же людей не удается надежно спрятаться под этим зонтиком.
ММ привлекает понятия “поле”, “интенсивность”, “связность”, “сингулярность” для описания нашего прохождения или непрохождения между точками - состояниями сознания. “Внутренний страстный бег через предметы и сквозь предметы” (стр.377) по вспученному под взглядом богини полю от одной точки интенсивности к другой... Хотя в предмете нет оснований для интенсивности. “Но если действительно посмотреть, говорит Пруст, и действительно заняться радиографией наших чувств, то мы увидим, что это вовсе не предметы, а универсальный скелет, физически скомпанованная метафора” (стр.377). То есть то, что мы считаем внешним миром - миром вещей, в нашем сознании существует как “физически скомпанованная метафора” этого мира. И на этот скелет опирается мясо качеств и свойств.
Пруст на волне вдохновения находил удивительно точные слова для выражения очень сложных смыслов. ММ приводит свое переложение на язык физики фазовых пространств прустовского образа - взглядов двух молодых мужчин на Рашель. Рашель находится в точке, которая, как лист бумаги, разделяет два бесконечных пространства - разных и несовместимых представлений двух человек. Точка Рошель - исключение, взгляды приближаясь к ней, никогда не достигнут предмета, находящегося на конечном расстоянии от мужчин. И эти взгляды не могут пересечься, так как они идут из двух бесконечностей, не достигая лица Рошель. ММ говорит, что все это имеет отношение к пространству сознательных тел.
“И в связи с этим Пруст отмечает, что полнота (то есть неминуемая завершенность наших актов), смысл нашей жизни в каждый данный момент расположен на бесконечном или по меньшей мере на достаточно большом количестве точек, таких, что никаким эмпирическим актом, в рамках эмпирического времени, мы не можем их охватить” (стр.378).
“Мы забиты в парадокс времени: с одной стороны, задача наша - бесконечна, а с другой - средства ее решения конечны. И мы в какой-то момент должны сказать: все, это остановка. Ибо у нас всегда не хватает информации, а поступать - надо, мы не можем отложить поступок, пока не соберем все” (стр.378, стр.379). [Точное описание ситуации.]
Критерием остановки является достаточная достоверность классификации ситуации. Классификация завершается выбором метафоры, выбором действия из ограниченного набора вариантов.
“Следовательно, всякая мысль, как и всякий смысл, - дискретны. ... Я говорил уже, что как раз в этом боковом срезе бесконечности, там, где мы актуализируем, именно там и появляется метафора, соединяющая противоположности, к которым - от одной к второй - ни в каком эмпирическом времени прийти невозможно. Для этого не только времени моей жизни не хватит, но и времени всего человечества” (стр.379).
Как же это - не хватит времени на нахождение метафоры, если его хватает? Значит, модель ММ неадекватна реальному информационному процессу. Другая модель - накопления признаков до уровня удовлетворительной достоверности классификации, не требует допущения такой “прыгучести” сознания.
Метафора - феномен. “А феномен есть то, что сокращает, то, что своей феноменальной видимостью дает нам феноменальную полноту, реально невозможную. Такой феноменальной полнотой для Пруста является ... уровень чувственного отношения к сущности” (стр.379).
В обычном значении сущность есть нечто, отличающееся от явления. “В этом смысле сущность всегда есть рассудочный предмет некоторых идеальных абстрактных операций нашего мышления. ... Но Пруст, как и современная философская феноменология .., имеют в виду такое чувственное отношение, то есть такой элемент сознательного тела (а сознательное тело есть тело наших чувств, их орган, рождающий наши чувства и состояния), когда сам материальный вид предмета является его пониманием или сущностью. ... Бог есть то, имя чего и есть Его существование ” (стр.379, стр.380).
“Значит, уровень феноменов есть уровень чувств, установленного чувственного отношения к сущности. Тем самым, феномен есть дискретизация мира. В то время как абстрактные значения имен или абстрактные сущности, стоящие за явлениями, могут непрерывно переноситься и быть добавлены из одного мира к другому, от одного человека к другому человеку, так как обладают непрерывностью коммуникации, - чувственное отношение к сущности, отношение к сущности на чувственном уровне прерывает эту коммуникацию и дискретизирует сущность” (стр.380).
Утверждение, что феномен прерывает коммуникацию, верно настолько же, насколько верно обратное, потому что очень многое в “сознательном теле” - универсально, принадлежит многим индивидам. Иначе - кто бы читал написанное?
То, что у Пруста называется “я”, “есть “я” как носитель операций или состояний на сознательном теле, плюс мир этого “я”. Вот что такое множественность, множественное “я” у Пруста” (стр.380). Эти “я” принадлежат миру, в котором тело движется, в котором “отношение к сущностям выполняется феноменологически полно на уровне чувственного отношения к сущности” (стр.380). Главное - феномен в чувственном отношении не оставляет места для произвола интерпретации. У Пруста такими являются голос Берма и тело Сен-Лу, которые сами о себе говорят, что они есть на самом деле.
Каждый феномен может представлять много явлений. “Поэтому явлений много, а феномен один. И этот феномен со знаком единицы есть феномен мира или индивида” (стр.381).
БИГЛОВ Ю.Ш. КОНСПЕКТ ЛЕКЦИЙ О ПРУСТЕ МЕРАБА МАМАРДАШВИЛИ
С ЗАМЕТКАМИ ЧИТАТЕЛЯ, ИСПОВЕДУЮЩЕГО
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ ПЕССИМИЗМ г.Белгород, 2000г.
