“Наша последняя тема: произведение искусства как структура искупления. То есть тема произведения искусства, представляющего собой структуру искупления и себя, и других, высвобождения из траекторий многих миров так, чтобы оказаться на Пути” (стр.525).
Ссылаясь на свой опыт (написание неизданного введения в философию), ММ говорит о необходимости допускать возможность “неизвестной философии, которая может случиться в ту же самую секунду, а может лет через сто. Ведь не случайно люди, строившие храмы, посвященные разным богам - Зевсу, Апполону или Венере, - обязательно сооружали храм и неизвестному богу” (стр.525). И у Пруста есть высказывания, относящиеся к этой идее. Во-первых, “создание произведения искусства - это следование внутреннему инстинкту, в отличие от следования актуальности или каким-нибудь социальным, интернациональным, патриотическим или другим идеям. Социальное, интернациональное, патриотическое - все это указывает на известную страну. А если следовать внутреннему инстинкту, то ты живешь или пытаешься жить в неизвестной стране. Философ является гражданином неизвестной страны” (стр.525). [Удается ли это кому-нибудь?] Но “мы - живые, то есть конечные существа, всего лишь люди, а не боги, - и в неизвестной стране мы должны быть как-то иначе, не физически” (стр.526). А как?
“И вот у Пруста я встретил фразу, которая является выражением внутренней его идеи о том, что всякий рай есть потерянный рай” (стр.526). Потерянный рай - это не прекрасное прошлое, “потерянный рай есть то, что случилось, но неизвестно, и в этом смысле потеряно” (стр.526). А то, что ушло, хотя и продолжает жить во впечатлении, не подлежит аналитическому расчленению и воспроизведению, но участвует в нас. Художник имеет дело с миром впечатлений, с потерянными раями, является гражданином неизвестной страны, говорит от имени неизвестной страны. “И это самая реальная из всех сторон [так в тексте]. Если, конечно, нам удается жить реальной жизнью, а не жизнью повседневной или видимой, иллюзорной” (стр.526, стр.527). В повседневной жизни художник выполняет обязанности гражданина, но это - маска, которая не может соединиться с лицом. Хотя Сократ, следуя обычаям конкретной страны проживания, выпил яд и не пытался бежать.
Существенно и то, как “наша сознательная, духовная жизнь и произведения искусства строятся из того, что мы называли “качествами”. Ведь материал, из которого создается устойчивое и по определенным законам функционирующее целое нашей жизни, - это части, клочья качества. Оно состоит из качеств, из миров индивидов в том смысле, что каждый мир - говорящий, сам себя показывающий. ... И для понимания этого мира не нужно выходить за его материальные рамки. Он не нуждается в опосредующем, в дискурсивном мышлении” (стр.527). Смыслы нашей жизни выполняются одновременно в виде каких-то отдельных вещей рядом с целым нашей жизни, но являются всей нашей жизнью, целой жизнью. Они - как бы отдельно от нее, но в то же время это части, объекты нашей жизни. “Так вот, наша жизнь содержит такого рода вещи, которые я условно, вслед за Прустом, называл качествами. Их можно назвать в более широком смысле “моральными клетками”. Как есть биологическая клетка, так есть и моральная клетка...” (стр.527). [Как биологические клетки самоорганизуются в организм, так моральные клетки самоорганизуются в произведение руками автора.]
“Моральная клетка - это живое существо, мы ее видим, но она описывается в психологии Пруста как живое существо более длительное и устойчивое, чем эмпирически видимые существа” (стр.527, стр.528). Моральная клетка - покрасневшие щеки Альбертины. Такие вещи являются материалом произведения.
Важной составляющей произведения является стиль - качество языка. “Или, как выражается Пруст, - одна и та же красота у каждого художника во всех его произведениях. Неизвестная страна одна и та же, и она сама говорит” (стр.528). В стиле может состояться развитие истины. “А если не хватает на это сил, что тогда происходит? Появляются искусственные добавления, интеллектуальные рассудочные сравнения” (стр.528). Мы начинаем острить, сравнивать.
Второй смысл термина “неизвестная страна”, гражданином которой является художник, состоит в том, что внутренний мир, в котором невидимо живет художник, “никогда не выражается внутри самого текста в качестве какой-то одной мысли” (стр.529). Но “художник “бессознательно координирован” с неизвестной страной и воспоминанием о ней” (стр.529). Неизвестная страна присутствует в произведении в упакованном виде. А распаковываются упакованные в произведении истины этой страны с применением всегда готовых и завершенных форм иррациональных предчувствий. “Это не поддающийся развитию материал нашей умственной и душевной жизни” (стр.529). И монотония пения автора неизменна.
Для взаимопонимания художника и зрителя, писателя и читателя, музыканта и слушателя у них должны быть подобные мыслительные процессы. Автор строит наилучшую последовательность художественных форм (по своему суждению в момент создания), а воспринимающий человек подбирает на себе такое душевное состояние, при котором воспринимаемая последовательность художественных форм оказывается наилучшей и по его оценке. То есть воспринимающий человек решает обратную задачу. Происходит передача душевного состояния от автора к воспринимающему человеку.
Пруст потерял веру в художественную продуктивность интеллекта, утверждая, “что истины, которые видны в ясном свете интеллекта, обладают лишь логической возможностью, но не реальностью. А реальностью он называет запечатленность...” (стр.529).
“Истина похожа на ложь, ложь похожа на истину, добро похоже на зло, зло похоже на добро. Отличаться добро может только своим прорастанием изнутри, а прорасти сложно. Это и есть неизвестная страна. ... Неизвестная страна, гражданами которой мы являемся, невыразима. ... Нечто невыразимое делает для нас выразимым то, что невыразимо” (стр.530). Это невыразимое автор оставляет на пороге фразы, и “оно создает впереди фразы какой-то горизонт пространства, и в этом пространстве будет выражено то, что не могло быть выражено, если бы на выраженное не падал свет невыразимого” (стр.530).
Узнать, что неизвестная страна вообще есть, можно только посредством искусства. Искусство - есть средство коммуникации некоммуницируемого. Коммуникация эта происходит между двумя точками пространства и времени, между двумя внутренними мирами психологической жизни индивидов.
Механизм этой коммуникации - оптимальный выбор поведения (варианта) на двух концах цепи.
“Мы можем, например, сказать так: искренность есть не намерение быть искренним, а искусство. Или: добро не намерение или желание добра, а искусство. То есть такая структура, чтобы состояния в нас были устойчивым продуктом ее резонанса, а не желатином побуждений” (стр.531).
Представление о неизвестной стране внутренней психической жизни не ограничивается сферой искусства, стилем произведений. “Неизвестная страна есть в каждом, и в то же время только искусством можно выявить, представить неуловимые индивиды, сообщить их между собой. Иначе - мы отделены друг от друга. И никакое аналитически формулируемое сообщение посредством языка не пройдет границу миров. Повторяю, гражданином неизвестной страны является каждый из нас, а художник или философ являются таковыми лишь предельно, максимально” (стр.531).
Не так уж она и неизвестна эта неизвестная страна. Многое в ней единообразно для многих. Результатом многотрудной коммуникации всегда оказывается лишь подтверждение этого единообразия. А в случаях, когда минимально необходимого единообразия нет, коммуникация не может состояться.
Мало желающих открыть свою душу до конца. Да и нельзя поделиться тем, чего не знаешь сам. Пока мы живы, эксперимент еще длится. Что выяснится в итоге - мы не знаем.
“Реализовать свое место в мире. И никто в мире вместо тебя этого сделать не может. Никому это передоверить невозможно, отложить нельзя и переложить на разделение труда тоже нельзя. Только мы ответственны за это” (стр.532) [Вставной лозунг.]
Человек помещен (помещает себя ) “в мир в качестве единственного автора того, что существует в мире на уровне воспринимаемого. Конечно, это риск, эксперимент, или, как говорит Пруст, - “экспериментальная вера”. Ведь верить можно только в то, что невозможно, остальное не может быть объектом веры . ... Ко всему остальному слово “вера” неприменимо. Верю, но экспериментально - экспериментирую, ангажируюсь, рискую” (стр.532). Эксперимент длится столько же, сколько длится страдание (желание, когитальный риск).
Внутренний мир каждого очерчен магическим кругом, в который нельзя войти. Там - личное достоинство. Но у нас есть “самая главная наша и страшная мания - понять другого. Самое большое оскорбление, которое можно нанести неприкосновенности личности, - это претендовать на то, чтобы лезть в ее душу” (стр.532).
Пытаться понять другого - это не блажь, а необходимость. В нашей картине мира присутствуют другие люди и мы сами. Мы постоянно прогнозируем развитие ситуации моделированием в своей картине мира для выбора наилучшего поведения. Для приемлемой достоверности этого моделирования необходимы характеристики объектов-людей, включая и свои собственные характеристики.
“Мы теперь ясно видим, что чрезмерное понимание, чрезмерная претензия понимать есть уничтожение бытия предмета или явления. Ведь магический круг непонимания есть проявление и признак бытия явления. Мы часто не отдаем себе отчет, насколько претензией обязательно понять мы уничтожаем бытие” (стр.533) [Этот крик души - протест против господствующей коллективистской идеологии в философской форме.] “Быть великодушным - это считать каждого (а художника в пределе) гражданином неизвестной страны” (стр.533). И Декарт считал великодушие одной из основных, а точнее, единственной добродетелью, являющейся эфиром всех остальных добродетелей.
“Пруст приходит к пониманию того, что творчество или произведение искусства, “производящее произведение”, обладает искупительной структурой. Иногда он называет ее “универсальной структурой”. Французы называют это l’embarras du choix - растерянностью перед выбором, потому что слишком из многого нужно выбирать” (стр.533). Что значит это искупление? Если труд создания произведения состоялся, то душа автора находит успокоение. Разряжается напряжение. “Дело в том, что существуют неделимые пафосы, со стоящими за ними абсолютными ядрами призвания, длящегося, как длится неизвестное, и мы всегда внутри него, и мир, как натянутый лук, все время в стадии завершения, на пороге до-завершенности, до-готовой формы, до-законченных явлений. И понимание того, что это есть, что это так, есть продолжение жизни самого пафоса” (стр.534). [Натянутый лук, натягиваемый лук требует участия, силового и рискованного участия - насколько еще можно его согнуть, и этот эксперимент становится по-настоящему завершенным только тогда, когда лук сломается. И уклониться, держать состояние невозможно. Яркий образ. Но остается поверхностность - глубже констатации наличия пафоса дело не идет.]
Ощущение освобождения в ходе и при завершении работы над произведением может быть понято, как следствие перевода в менее динамичную и затратную по ресурсам мыслительного аппарата форму волнующей, важной для автора части его картины мира. Нечто оказывается уже решенным или, точнее, устраняется опасность утраты, оказывается зафиксированным некий вариант решения. И восстанавливается способность двигаться дальше, вглубь проблемы, способность, ранее блокированная перегрузкой и страхом забыть понятое.
Пруст рассказывает о предпринятом некоей женщиной тяжком труде расшифровки нотных записей умершего композитора и пытается совместить это знание о ней с обнаруженными лесбиянскими наклонностями этой женщины. “И тогда я переживаю все это за нее, в том смысле, что моя душа есть как бы продолжение незаконченных мыслей, незаконченных любовей других людей. Которые становятся, таким образом, уже теми, кого можно любить. Если под адом понимать то, что нельзя любить, - то это, как бы говорит Пруст, наоборот, искупленное мною. ... Искупление собой. Ты прошел путь страданий, прошел путь ада, растворил или претворил свои страсти в понимание. Ибо без страстей нет понимания, от них не надо избавляться, их нельзя подавлять, их можно только растворять в своей душе. Риском своей души” (стр.534, стр.535).
Автор прошел путь виртуальных страданий за реально страдающего другого человека - все улеглось, все взаимосогласовалось, стало понятным. Исчезла причина беспокойства - непонимание, как такое можно вынести, улегся страх - а если мне предстоит то же. Возникло чувство некоторой защищенности, готовности. Обычно находится более или менее убедительная причина, почему не мне досталась чаша сия, в чем страдалец “сам виноват”.
Вначале погружение в моделируемые события со своим в них страдательным участием неизвестно что сулит. Конечно, скорее всего удастся найти виртуальное разрешение, и вопрос ставится прямо: найти, чем грешен страдалец, за что ему воздается? Но остается в душе страх. А вдруг в результате моделирования окажется, что и мне будет того же и столько же? Как жить тогда мне сейчас?
Есть другая сторона риска погружения. Способность прогнозировать оказалась полезным свойством людей, реализуясь в относительно коротких циклах понимание-действие. При этом остальные, не участвующие непосредственно в процессе мышления части тела сохраняют исполнительную готовность при мысленном разборе вариантов развития ситуации. Учащается сердцебиение, подергиваются конечности, текут слезы. Тело страдает по-настоящему, сопровождая работу мозга. Выдержит ли? Как это скажется впоследствии? Бывает, что из такого погружения вынырнуть не удается.
Наконец, пока мозг занят внутренней работой, переживая чужую судьбу, идет время своей жизни, уходит этот невосполнимый ресурс. Что-то не исполняется, что-то упускается. Окупится ли эта инвестиция?
Это ”уже символизировано образом Христа, взявшего на себя все грехи или, если угодно, склонности людей (в которых они никогда не признаются). Это Он их довершает так, что можно всех, которые были этими склонностями поражены, любить. Собою искупает. Но это принадлежит к религиозной истории. Я же просто беру в данном случае то, что символизировано в ней, что существует до всякой символизации и что надо пояснить. Поскольку религиозные символы не случайны” (стр.535).
Христос, переживший все и воскресший, снижает ощущение личного риска - эту жизнь можно достойно прожить, все уже было.
Мы можем обмениваться религиозными символами, даже не понимая их. “Как говорил Паскаль, иногда можно делать жесты, которые обычно связаны с каким-нибудь чувством или с каким-нибудь душевным состоянием, и если делать это достаточно долго и достаточно грамотно, то, может быть, это состояние с нами случится” (стр.535).
Обмен религиозными символами без их понимания из-за неслучайности этих символов дает желаемый психотерапевтический эффект.
ММ обращает внимание на прустовское представление об участии человека своими индивидуальными чувствами и переживаниями в некоей универсальной реальности. “Когда я завершаю, то не только присоединяюсь к универсальной реальности любви, но еще и продолжаю, доживаю жизнь других людей” (стр.535).
Есть у Пруста понятие “шарм”. ММ говорит, что шарм - это индивид. “Индивид - это одновременно шарм. ... Он представляется сам. ... При этом шарм явление автономное, самостоятельное, - это тот магический круг, который очерчивает индивида и останавливает наши попытки понять его, когда непонимание и есть признак коммуникации. ... Потому что я заглянул внутрь длящегося и неизвестного для самого человека призвания” (стр.535, стр.536). [То есть, когда в человеке есть нечто, нам непонятное, мы понимаем - у этого человека есть шарм. И в этом состоит коммуникация. А если все в человеке понятно, то для коммуникации этого мало.]
“Человек подвешен в бесконечной задаче, и, конечно, он о ней ничего не скажет, пока она не решена, а она никогда не решена, и с другими он не может поделиться, потому что задача, по определению, неделима, ее нельзя передать как часть бремени другому” (стр.536).
Мозг человека начинает работать по мере формирования клеточных структур мозга и не выключается до конца жизни человека, лишь меняя режимы своей работы. Этот аппарат не имеет выключателя. У человека он занят всю жизнь решением одной специфической задачи: он оптимизирует поведение человека на основе прогнозирования развития ситуации с использованием моделирования в собственной комплексной картине мира. Цель оптимизации - максимизация потенциала человечества. Потенциал человечества определяется как функционал, растущий при увеличении численности людей и при увеличении уровня защищенности человечества от вредных воздействий. Какая общность людей будет для индивида человечеством, определяется запечатлеванием в раннем детстве стараниями воспитателей.
Так может быть представлена бесконечная задача, в которой подвешен человек.
Общество видит обычно в автономии человека опасность. Но шарм необходим: “... Шарм существа..., развеивая всякую ревность, всякий страх и всякую печаль..., держит всю жизнь существа ... в настоящем. ... Это как раз то, о чем я говорил: оказаться внутри подвешенной и длящейся страны или внутренней родины. Она вся - в настоящем. ... И тогда вся жизнь в настоящем. Это растянутое действие, не имеющее в себе подразделений и состояний. Так же как агония Христа: если я понимаю ее как символ, участвую в ней, то она длится вечно и в это время нельзя спать. В данном случае “настоящее” - когда я не сплю и нахожусь внутри того, что длится вечно” (стр.536).
В этом настоящем (внутреннем) мире находятся основания вражды и любви, а не в качествах врага и друга. Здесь совершается акт понимания “великой мысли природы”, здесь слагается “истина, по отношению к которой индивид является лишь носителем и символом, но не автором. ... И отсюда способность к восприятию такого отношения, которое адресуется в нас лишь к универсальному духу и тем самым может доставить только радость. Радость есть приятие мира, содержащего в себе магические круги, проведенные вокруг каждого индивида” (стр.537).
Произведение является органом умозрительной трансмутации, выводящей нас “в область “сущностей и идей”, восприятия соотношений, ставящих нечто на место внутри автономного бытия, обладающего своими симметриями” (стр.538).
В процессе создания или восприятия произведения во внутреннем мире индивида некоторые сущности обретают свое место, удовлетворяющее условиям согласованности с остальным содержанием этого мира.
“Мысль природы” - это то же самое, что ММ называл качествами в жизни и стилем в произведении. “Качество есть нечто, что своим материальным расположением является мыслью о себе, рассказывает о самом себе. Как если бы организацию клетки, - поскольку в ней столько упаковано, - рассматривать в зависимости от разумной регуляции всей конкретной Среды и считать, что все это сделал Бог” (стр.538). Крупные мысли природы - это, например, копыто лошади или колесное движение, то есть архетип, возникающий (воспроизводящийся) в разных природных и социальных контекстах. “Это платоновская тема: реальные события и реальные вещи есть иносказание или иновоплощение идей. В таких случаях Пруст употребляет выражение “низшая степень идеи”. Материальная часть качества или того, что мы называем качеством, есть низшая степень идеи” (стр.538, стр.539). Иначе - “спиритуализированная игрушка идеи”. “Пруст полностью отделяет тем самым идею от того, чему мы могли бы придать какое-то интеллектуальное значение. У Пруста это своего рода мания или монотонность. Знак принадлежности самого Пруста к внутренней неизвестной стране” (стр.539).
Кому и как открывается истина? “Интеллектуальная беседа менее плодотворна, чем рискованное ангажированное испытание на своей шкуре даже какой-нибудь любовной авантюры с ничтожной женщиной” (стр.539).
Нужна сила. “Идея по определению невыразима”, а “невыразимое может длиться только на силе” (стр.539). [Дань моде конца 60-х:] “Такого рода идеи предполагают энергетическую явленность, а не только материальную” (стр.539). [Будто энергетическое - это нематериальное.] “Сила”, “сильная идея, “сильное повторение” - ММ сравнивает эффективность колеса и полиспаста (сильных технических идей) с эффективным построением произведения. “Так и в теме произведения у Пруста мы получаем удивительную симметрию. Симметрию сил, направленных в разные стороны. С одной стороны, в тех мирах, которые друг от друга отделены, мы имели дело с силой упаковки, которая превращала явления, предметы в такие точки, из которых иррадиируют силы кристаллизации. Но, с другой стороны, за их иррадиацией можно увидеть следующую вещь, которая проглядывает у Пруста на уровне неожиданно появляющейся метафоры. Помните, я использовал метафору “черного солнца”, а у Пруста фигурирует световая метафора, неожиданно появляющаяся, и она звучит так: ослепляющий неподвижный свет” (стр.539, стр.540). Неподвижный - значит неделимый внутри себя. Все в душевном мире может рассматриваться “как спектр значений этого неподвижного ослепляющего света” (стр.540). В этом свете “можно устанавливать какие-то отношения, в том числе универсальные, устанавливать законы” (стр.540). А законы существуют, “поскольку существует материал этих законов. Материалом, невидимым и весь мир пронизывающим являются croyances, верования - мы их не видим так же, как не видим воздуха или поля тяготения. А между тем в этом есть притяжения и отталкивания фиксированных точек или образов” (стр.540).
Постоянно возникающие у различных авторов попытки представить информационные процессы и объекты в вещественной или энергетической форме основаны на видимом подобии процессов. Попытки - сплошь непродуктивные, в лучшем случае получается красочная иллюстрация. Но это подобие есть проявление единства процессов самоорганизации, разнородных по природе участвующих в самоорганизации объектов. Вся “физическая” составляющая картины мира, рисуемой ММ, так же иллюстративна, не более того.
Возможно ли установление закономерных отношений в области нашей свободы, ведь, казалось бы, в мотивах нашей психологии не может быть никаких законов? ММ и роман Пруста указывают на некоторые такие закономерности. “Однако ведь мы все в истине, и на эту истину что-то наслоилось, иррадиировалось как ее спектр...” (стр.540).
Один из выводов: понимание располагается вне времени и не является процессом. Истина, смысл, смысл романа - скорее сооружение. В романе Пруста прослеживается архитектурная симметрия с центральным образом (дочери Жильберты). Пруст сам уподоблял свой роман собору с выверенными пропорциями. “Симметрия и есть сила упаковки, та символическая структура сознания, которая по определению и по природе обязательно содержит в себе жало бесконечности, или незнаемого, ничто. Это не аналитическая структура сознания, а символическая, потому что и себя и других мы знаем только через качества, которые не анализируемы. Качества, или стиль, или великая мысль природы, или форма жизни - все это явления одного порядка” (стр.540, стр.541).
В круг представлений ММ не вошли (не успели войти) новые объекты (не процессы и не сооружения) информатики. Кроме того, за пределами внимания осталась парадигма синергетики. Вот и остается противопоставлять процесс - сооружению, механизм - конструкции, и упираться в неразложимые пафосы - как атомы Демокрита.
А ведь великая мысль природы есть, хотя более сдержанно - говорить можно не о мысли а о принципе или о принципах. Наиболее актуальными для миропонимания (и вечно безразличными для самой природы) являются принципы, позволяющие интегрировать жизнь вообще, разумного человека и общество разумных людей в единую картину мира вместе с неживым веществом.
Структура романа обладает силой преобразования. Когда она выстроена, то “фиксированные элементы души или раствор уже заданы и приводимы случайностью в тот или иной осадок” (стр.541). Проблема автора состоит в том, чтобы “иметь силу, выдержанно заставить себя произвести впечатление через все его последовательные состояния, которые завершались бы его фиксацией, выражением” (стр.541).
“Мы знаем, что должно иметь смысл все, чего нельзя вызвать. ... “Иметь смысл” - то есть не считаться просто случайностью. ... Мы не знаем, где, когда и какая определится мысль - и в то же время она случается. И все это должно иметь смысл. Не может быть, чтобы все это было бессмысленно” (стр.541). [Вполне беспомощный кусок. Верую - вот и смысл готов. “Чего нельзя вызвать” - но я-то откуда взялся? Почему если я вызываю что-то, то это не может иметь смысла? Хочется смысла вне человека (слишком человек надоел)? Но тогда не нужно заниматься психологией.]
“Конечно, это не может быть смыслом в моей размерности, потому что то, что случилось со мной, есть конечный элемент моего целесообразного действия. Я организую действия из элементов и средств, и конечным результатом их является достижение той или иной цели. Но я ведь только что сказал, что есть многое, чего мы не можем вызвать, к чему не можем прийти шагами и связью между шагами, хотя именно это - самое главное в нашей жизни: мысль, волнение, любовь и так далее. Тем более, что мы знаем: наше призвание или предначертание - реализовать впечатление” (стр.541). [То, что случилось со мной, не есть результат моего целесообразного действия, а есть результат развития ситуации с участием многих активных и пассивных фигур. Я - лишь одна из фигур. Во-вторых, мысль, волнение, любовь и так далее - это информационные процессы, а главное - мое внешнее действие, построенное на основе этих информационных процессов. Призвание - реализовать впечатление - может быть лишь в условиях разделения труда у небольшой части людей. Остальным приходится заняться другими проблемами.]
“Все то, что определяется в пространстве и времени, искусство в широком смысле слова - искусство мысли, искусство науки, искусство любви, искусство волнения - это и есть то, для чего создается произведение. В самом начале я определял это еще как opera operans - производящее произведение. Поэтому само произведение является формой жизни или живым существом, великой мыслью природы или бытия. Оно - организованное существо, в отличие от нас, неорганизованных” (стр.541, стр.542). [Искусство для искусства - лозунг бунта против утилитаризма, закабаление заказчиком. На деле - искусство для зрителя, читателя, слушателя. Всегда. У коммуникации должны быть хотя бы две сообщающиеся точки. Вне этой модели произведение не живет, ничего не может произвести.]
Упрек в адрес Гюго: слишком часто мыслит вместо того, чтобы дать мыслить читателю. Предпочтительнее - создание производящей конструкции, структуры произведения, которая была бы способна родить мысль в сознании читателя, а не сообщать ему нечто готовое и потому не способное прорасти. “Не вспомнить что-то, а создать акт мысли - если он создан, он будет порождать. Мысли будут проявлениями созданного акта мысли” (стр.542).
Непроизвольное воспоминание, непроизвольная память “обладает такой структурой, что, уничтожая и прошлое, и настоящее, в силу метафорического сходства, она оказывается целиком вне времени. Так же как смысл, выполняющий видение, находится вне времени. Непроизвольное воспоминание обладает структурой встречи, того, что нельзя вызвать, но что тем не менее случается и не может не иметь смысла” (стр.542). [Ну почему непроизвольное не может не иметь смысла? За что ему такое предпочтение? Это - от Руссо - преклонение перед естественным человеком, который испорчен своими произвольными размышлениями.]
ММ сравнивает понимание смысла с встречей двух половинок чего-то. “Но чтобы встретиться, нужны двое. Представьте себе: что-то распалось на две половины, расколото - перелом ведь уникален. Одна половина проросла в предмет, а другая в мою душу. Представьте историю моей жизни как историю этих двух вещей, запущенных по сложной параболе, когда встреча и есть иносказание того, что случается. Ведь Ньютон не искал яблоко, как ядерное впечатление своей теории - он встретился с ним. Но, с другой стороны, встретился именно он. Яблоки падали на головы и к ногам многих людей...” (стр.543). Встреча происходит как непроизвольное воспоминание или видение. “Они встречаются, как две половинки символа, и узнают друг друга, потому что у них уникальная линия разрыва” (стр.543).
ММ настаивает на непроизвольности акта понимания. “Не я соединяю один момент с другим, и одно знание не я добавляю к другому, но моя сознательная жизнь в итоге таких воспоминаний является синтетическим продуктом какого-то органа. Этот орган синтезирует всю жизнь, но синтезирует для тех, кто уже поработал. Эта структура встречи и является временем в чистом виде” (стр.543). [Разве не является этим органом мой мозг? Но тогда нет смысла в разделения меня и моего мозга.]
В непроизвольном воспоминании нет прошлого и будущего - “это не воспоминание о прошлом, а прошлое собственнолично, как непосредственно переживаемая сейчас реальность, но при этом не та, которая здесь. Внутри нее вы не можете выделить последовательность состояний. Именно это Пруст и называет - время в чистом виде” (стр.543).
“Прошлое собственнолично” - это актуализировавшийся сохраненный ранее контекст, используемый для прогнозирования развития ситуации на основе моделирования. Для реализуемости этого процесса не имеет значения временная привязка сохраненного контекста. В развитии ситуации могут участвовать даже образы достоверно умерших людей. Важно, что моделирование прошлого позволяет получать новые оценки, обнаруживать новые факты. И всё вновь созданное (вновь созданные информационные объекты) может опять сохраниться для того, чтобы однажды актуализироваться. И все вновь обнаруженное в дальнейшем будет включено в индивидуальную картину мира и будет влиять на выбор наилучшего поведения наравне с “реальными” фактами.
Но актуализироваться может лишь то, что сохранено. А сохраняется лишь то, что небезразлично, что окрашено эмоцией.
Непроизвольные воспоминания - это “воздух видений” (Блейк), которым питаются артисты, художники. И не нужно цепляться за слово “память”.
“Множественно расположенное понимание” - еще одно понятие. Оно совпадает с понятием “времени в чистом виде” или “структурой встречи”. Еще одно совпадающее понятие “тавтологическая структура”. “Я говорил вам: если я понял, то потому, что уже понимал. Вы мне что-то сказали, и если я понял, значит, сработало то, что было у вас и было у меня в голове. А если этого нет, то я не пойму никогда” (стр.543, стр.544). [Предварительно - была готовность, но понимание создает новые информационные объекты. Ничто не противоречит возможности возникновения новых информационных объектов (связей) в индивидуальной картине мира. Нет необходимости того, чтобы все и навсегда было заранее в моем сознании. ]
Я нахожусь внутри длительности, “и если я понимаю, что значит символ или факт распятого Христа, то он еще не умер” (стр.544).
В моем сознании может актуализироваться контекст, включающий страдающего Христа.
“И Пруст понимает, что дело не только в воспоминаниях как таковых, потому что сама структура воспоминания относится к явлению нового, к новой истине; по этой структуре я познаю истину, а не только вспоминаю” (стр.544). [Вот именно!] Это Платон считал, что мы узнаем то, что уже знали. “Следовательно, важно стать тем, чем являешься” (стр.544). Есть и вариант представления о бессмертии, как феномене памяти.
ММ приводит строки Пруста: “...Мы не свободны перед лицом произведения искусства, не создаем его по нашей собственной воле, но поскольку оно как бы предсуществует нам, мы должны одновременно, потому что оно необходимо и скрыто и его нужно открывать, как открывают закон природы, его открыть. ... Но это открытие, которое искусство может позволить нам сделать, не является ли оно по сути дела тем открытием, которое должно было бы быть для нас самым ценным и которое обычно остается всегда незнакомым, наша действительная жизнь?...” (стр.544). ММ добавляет: “Это не метафоры, не оскаруайльдовские афоризмы, не эстетство, и не искусство ради искусства - это совсем другая мысль” (стр.544).
Эту коллизию - необходимость наличия в каждом живом индивиде маленьких зародышей всех будущих поколений удается разрешить, приняв возможность самосборки - самоорганизации организмов. Так и произведение искусства может не присутствовать в художнике изначально, а, именно, создаваться как новый информационный объект, как результат самоорганизации в конкуренции с альтернативными вариантами.
Действительно, наша жизнь присутствует в нашем сознании, и (тавтологично) мы видим ее такой, какой она в нашем сознании представлена. Но это представление постоянно и мучительно сталкивается с реальностью мира вещей. Действует корректирующая и ломающая обратная связь.
Наше сознание наполнено выражениями, расходящимися с тем, что мы почувствовали. И эти выражения “мы по ходу времени, постепенно принимаем за саму реальность” (стр.545). Часто “реалистические” произведения составлены из таких привычных выражений и вводят нас в заблуждение.
Произведение - цельно. “Здесь нет разделения труда и нет разделения времени. ... И поэтому у Пруста совпадают два глубоких и существенных вопроса. Вся его жизнь и труд есть выражение ответа на эти вопросы. Первый вопрос - о реальности произведения искусства, и второй - о реальности бессмертия души. Ответ на оба вопроса один: стремление показать, что есть реальность бесконечной длительности нашей сознательной жизни, то есть нашей души. Той души, которая очерчена магическим кругом, и которую мы и знать не знаем, и отдать на растерзание не желаем никому” (стр.545). [Есть ли в этой “реальности” что-нибудь, кроме веры? Зачем было нужно наукообразно представлять веру?]
“Давайте на этой хорошей ноте бессмертия закончим наши занятия. Спасибо” (стр.545).
БИГЛОВ Ю.Ш. КОНСПЕКТ ЛЕКЦИЙ О ПРУСТЕ МЕРАБА МАМАРДАШВИЛИ
С ЗАМЕТКАМИ ЧИТАТЕЛЯ, ИСПОВЕДУЮЩЕГО
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ ПЕССИМИЗМ г.Белгород, 2000г.
