“Я разъяснял вам постулат: истинное положение дела или истина уже восприняты” (стр.334). Так ММ начинает эту лекцию, поясняя далее, что это “восприняты” не предполагает наличие субъекта восприятия. Просто, к тому моменту, когда мы собираемся что-либо понять, вещи в мире уже выстроились в конфигурацию - ту самую, в которой мы будем разбираться.
Если постулировать, что к моменту понимания все объекты и все отношения между ними уже присутствуют в мире, то в тени остается область оперирования абстрактными объектами, которые еще нужно построить в сознании. Многое в мире удается понять, лишь рассматривая отношения удачно созданных абстрактных объектов, то есть удаляясь на шаг или несколько шагов от уровня прямых отображений, структурно подобного внешнему миру.
Второе: “в том, о чем мы говорим и с чем имеет дело Пруст, действует принцип истинности только моего состояния” (стр.335). Понимать приходится не вещи, пришедшие снаружи, - общие признаки, общие свойства, то, что видно всем, а то, что внутри меня, в моем сознании. Забытая экзистенциональная сторона “декартовского принципа cogito, который был введен как символ, обозначающий тот зазор в мире, который должен быть занят моим существованием в акте мысли” (стр.335). В любом суждении о мире остается “зазор, который может быть занят и должен быть занят волной когитального “я”. ... И поэтому для Декарта проблема уже не в том, чтобы в поисках истины наблюдать, сравнивать, выбирать актами сравнения, делать выводы, - а в каком-то способе включения в мир эмпирически достоверным актом своего существования” (стр.335). Этому мешают механические элементы мышления.
Действие, выбранное на основе индивидуального понимания, прорывает оболочку индивидуальности истины. Включение в мир самого себя реализуется действиями индивида во внешнем мире. И внешний мир оценивает качество добытой индивидуальной истины.
Третье: в состоянии понимания “мы можем удержаться только при наличии материи или органа, порождающего это состояние. А материей, на которой мы можем удержаться или которая может нас со-держать, является структура произведения или opera operans, производящее произведение” (стр.336). Произведение, “производящее внутри себя свое собственное содержание” (стр.336), а не изображающее, не сопоставляющее, не отражающее... Структура такого произведения такова: “роман у него растет, как панцирь черепахи или улитки, живое тело которой без панциря было бы просто желатином” (стр.336). “...Сам роман как написанное произведение растет как то, что могло бы содержать жизнь существа по имени Пруст, но не родившегося от родителей и не того, которого мы можем встретить в светском салоне, а существа, рождающегося в пространстве самого произведения” (стр.336). У такого романа “по определению не может быть конца, - если тот, кто пишет его, сам со-держится написанным и меняется вместе с романом. Меняясь вместе с ним, автору всегда еще что-то нужно написать” (стр.337). ММ приводит несколько ярких примеров таких неоконченных романов - Музиля, Джойса.
Неоконченный роман - несостоявшаяся жизнь, добыча истины, не разрешившаяся естественным путем, то есть оптимальным действием индивида. Хотя, неоконченный роман может быть особой художественной формой произведения, перекликающейся с принципиальной безысходностью жизни.
И последнее: прийти к пониманию, удержаться в состоянии понимания можно только на материи воображения. В этом смысле понимаемое произведение “обладает признаком бесконечности, оставаясь дискретным смыслом - ведь придание смысла всегда дискретно. А если есть смысл, он поддается бесконечной интерпретации, хотя всякая интерпретация есть именно его интерпретация” (стр.337). Смысл пророс в вашу голову, а не вы придумали интерпретации. “Просто мы имеем дело со свойством определенным образом организованного текста - бесконечно рождать себе подобное, оставаясь самим собой” (стр.337).
Прустовское понятие “идея” - это форма, которая “со-держит” смысл. И Платон “идеями называл вовсе не то, что мы называем понятиями - продуктами абстракций, сравнения и обобщения. Речь шла о такого рода вещах, о которых я сейчас говорю и которые у Пруста, как и у Платона, называются “идеями” (стр.338). Пруст считал, что нельзя вносить в роман теоретические рассуждения. “Пруст даже говорил, что вносить идеи в роман - это то же самое, что на вещах, которые даришь, оставлять наклейку цены” (стр.338).
Есть уровень прото-воображения “ - а там особые предметы, они не материальные и не духовные, они есть как бы некоторые “понимательные вещи”, такие, которые даны нам наглядно и в то же время идеально различительны, потому что наглядное расположение является одновременно пониманием...” (стр.338). И вот, разбираясь в этих “понимательных вещах”, отыскивая свое место среди них, мы выступаем в своем воображении живущими вечно. “Автором произведения является не эмпирически известный нам Пруст, а тот, кто рождается самим романом или внутри него” (стр.339).
“Независимое бытие” героя романа - это один из фактов “живого” текста, способного прорасти в сознании читателя, заняв там место среди картин собственного живого опыта. Включаясь в картину мира, объекты и отношения, пришедшие из художественного текста, на равных с другими содержательными компонентами участвуют в построении прогноза, как основе разумного поведения.
Развиваемый подход отрицает такое отношение между выражением и выражаемым, при котором есть готовое, ясное кому-то содержание, и автору остается его выразить словами. Причем процесс выражения будто бы “контролируется волей и сознанием. Контролируется не только выбор слова, но и перебор восприятий. Однако я не могу произвольно делать переход: сейчас я смотрю на стол, а потом смотрю на стул. Все это мы должны забыть, ибо под выражаемым мы имеем в виду то, что кристаллизовалось в горизонте, открываемом выражением” (стр.339).
Непроизвольность перебора восприятий не отрицает объективную обусловленность самого перебора. Перебор восприятий, переключение внимания - это составная часть “правильного” поведения индивида, полученного в результате оптимизации с использованием своей картины мира. Хотя процесс оптимального выбора не контролируется на уровне сознания.
Автор, рождаемый произведением, не обладает набором индивидуальных свойств Пруста. Так же, как другие герои, имеющие реальные прототипы. В романе образован “некоторый универсум”, составленный не из носителей определенных свойств и признаков, “а как некое целое, управляемое другими законами, и условием того, чтобы понять что-то в мире, является расцепление связки наших психологических операций с предметами этих операций, с их содержаниями. Кстати, Пруст не случайно называл жизнь сном...” (стр.340, стр.341).
Дальше ММ говорит, что в реальной жизни мы имеем “разорванное существование”, как и во сне. Мы как бы наблюдаем изготовление ковра, глядя с изнанки. Что-то происходит, но какой получается узор? Не видно...
ММ разбирает вопрос, почему и как нам удается после сна идентифицировать себя. Кто выбирает из множества вариантов (разных людей) меня, того, кто был перед сном? Ведь меня - субъекта еще нет. “В этой операции нет субъекта. ... И дальше Пруст пишет: Воскрешение ... при пробуждении - после этого благотворного припадка умственного сумасшествия, каким является сон, - должно быть похожим на то, что происходит тогда, когда мы вспоминаем слово, вспоминаем стихотворение, забытую мелодию ... И может быть, воскрешение души после смерти можно понимать как феномен памяти” (стр.342).
Рассуждения о самоидентификации личности при просыпании имеют плохую основу. Просыпание - не воскрешение, сон - это активная работа мозга при отключенных эффекторах и повышенных порогах чувствительности рецепторов.
Эти рассуждения понадобились ММ для возвращения к феноменам непроизвольного переключения внимания и непроизвольной памяти. “Свяжем все это с тем, что я сказал: живое только от живого. Ибо мы имеем дело прежде всего с таким состоянием, которое выбираем в качестве “своего” по экзистенциальному признаку или принципу “когито”. Но пока еще субъекта - в том числе “я”, которое выбирает, - мы не определили. Мы имеем дело с состоянием, у которого нет начала, - сознательная жизнь так устроена, что ее нельзя начать. Если она есть, то она уже была” (стр.343).
Безначальное состояние - сознательная жизнь! Сильное утверждение. У мозга нет выключателя. Естественная плотская структура, возникнув, сразу начинает функционировать, мыслить. И процедуры мышления и цель заданы структурой мозга. Они определены биологическим видом. И в этом смысле безначальны для индивида. Но не для вида человек.
[А вот дальше ММ уходит от “грубого материализма”, и на его рассуждениях в тексте лекций, вероятно, есть отпечаток цензуры, внутренней или внешней.] Так кто же управляет непроизвольной памятью? “Я сказал: живое только от живого - в том смысле, что в сознательной жизни что-то живет, во что мы включаемся, и сами мы не можем быть началом. Более того, сам акт выбора нами самих себя и является, возможно, проявлением действия этого “что-то”, а не нашим действием” (стр.243). Бог здесь упоминается вскользь, в рассказе о Блейке, продолжавшем сочинять стихи на смертном одре. “Он имел в виду, что не он их сочиняет, что они в нем есть проявление действия Бога... Я отклонился в сторону, но эта ассоциация полезна для понимания того, о чем мы сейчас говорим” (стр.343).
[Дальше - больше. От просыпания - к теме воскрешения души после смерти тела.] Пруст здесь пишет: “Что бы не говорили о продолжении жизни после разрушения мозга..., я заметил, что каждому изменению мозга...”, здесь ММ вставляет “имеется в виду, конечно, состоянию, а не физиологическому изменению мозга”, продолжение цитаты из Пруста: ”...соответствует какой-нибудь фрагмент смерти” (стр.343).
Так как цитаты из Пруста даны в профессиональном переводе ММ, то, очевидно, “мозг” в цитате - это именно орган человеческого тела, а не “сознание”. Тогда толкование ММ “изменения мозга” как НЕ физиологического изменения сомнительно. Мозг, как орган человеческого тела, имеет лишь физиологические состояния. Пруст сказал то, что хотел сказать: возникающие изменения мозга (относительно его наилучшего состояния) приводят к утрате части качеств, делающих человека живым. И тогда - какая может быть жизнь после разрушения мозга? ММ изменяет смысл текста Пруста, меняя физиологические состояния мозга на состояния сознания.
“То есть мы умираем по частям. В изменении состояний каждое измененное состояние равно кусочку смерти” (стр.344). Что слагает наше состояние (состояние сознания)? Воспоминания, память. Между ними непростое соотношение. “У нас есть все воспоминания, но вспомнить мы их не можем” (стр.344). У Пруста: “Да, мы не помним наших воспоминаний последних тридцати лет, но они все же омывают, мы в море этих воспоминаний ... , почему не продолжить эту предшествующую жизнь ... за точку нашего рождения?” (стр.344).
Хорошая идея - продлить цепь наших воспоминаний за точку рождения! Ведь мы не можем вспомнить и более близкие события. А иногда вдруг вспоминаем будто бы окончательно забытое. Так давайте добавим к невспоминаемому! А ведь есть и носитель воспоминаний из-за точки нашего рождения - это врожденная структура мозга. Эта структура - результат отбора. В определенном смысле таков был механизм запоминания событий, предшествующих нашему рождению. И эта память действительно постоянно в нашем распоряжении, ведь структура мозга предопределяет процесс и цель оптимального поведения индивида.
Можно себе представить, что шкала времени при удалении в прошлое сжимается. И возле, и за нашей точкой рождения невозможно рассмотреть родителей (они сплющены шкалой времени), мы сразу попадаем к обезьянам.
У ММ другой резон продления памяти за точку нашего рождения. “Критерию невоспоминания помнимого соответствует и предположение, что до точки нашего рождения есть такое же море воспоминаний, хотя мы не можем этого вспомнить. Повторяю: нет никакой причины, никакого основания отличать одно от другого” (стр.344).
“Это забвение... - замечает Пруст, - может относиться и к жизни, которую я прожил в теле другого человека, даже на другой планете. Одно и то же забвение все стирает. ... Но тогда, что значит бессмертие души? ... Ведь то существо, каким я буду после смерти, точно так же не будет иметь причин помнить и знать о том человеке, каким я был со своего рождения” (стр.345).
Эти рассуждения позволяют ММ замкнуть ассоциативный ряд и связать одну из нитей лекций - феноменальную нить. “Фактически, мы занимаемся вопросом: что произвело проснувшееся “я”? Кто его произвел, что его произвело?” (стр.345). ММ говорит, что отвечать на этот вопрос нужно так же, как на вопрос, что произвело звук, если искать не смысл знака - звукового символа. “Что произвело звук? Дело в том, что звук, как элемент гармонии, часть гармонии или проглядывание музыкальной гармонии, - стоит вне вопроса: что произвело звук. “Что произвело звук” - не есть понятие, которым я описываю звук и воспринимаю что-то в качестве звука. Так же как проснувшееся “я” вне вопроса о том, что его произвело, так и звук, как явление, вне вопроса о том, что его произвело” (стр.346). То есть, звук не есть нечто, произведенное мандолиной или роялем, а есть материя явления, “которое указует на какие-то гармонии в нас, в нашей душе” (стр.346). Вывод: “Следовательно, есть нечто, что мы называем “моим” или “я” и выхода к чему требует декартовский принцип очевидности или собственности Эго (я мыслю - я существую). Ego sum - Ego cogito. Имеется в виду не то “я”, которое известно нам как особый объект в мире - от него мы должны отделаться. ... Причинный термин по отношению к звуку был бы излишней сущностью, требующей “бритвы” Оккама, заявлявшего: не умножай сущности сверх необходимости. ... С такими явлениями мы вступаем в область коммуникации ума с умом, “я” с “я” (причем не с другим “я”)” (стр.346). Я есть, и этого достаточно, чтобы оценивать и понимать мир.
Что до звука, то изолировать звук от источника - излишний произвол ММ. Он закрывает путь к пониманию сущности музыкальной гармонии, “правильного звука”.
Что до самоидентификации личности, то, во-первых, мозг никогда в течение жизни человека не выключается, то есть не актуальна проблема “просыпания”, во-вторых, остается открытым вопрос о необходимой глубине самоидентификации, ведь очень многое правильно делает любой человек, но бывает раздвоение личности, в-третьих, я не могу отказаться от мышления, и поэтому излишне искать оправдание моему месту в моем сознании, в моей картине мира. Если я вдруг обнаруживаю, что толком не знаю, кто я, то это лишь усиливает всегда существующее недоумение - зачем я? Ответ на вопрос “зачем я” делает неактуальной самоидентификацию личности.
ММ рассматривает самоидентификацию как акт коммуникации между двумя “я”: “я” в мире вещей и “я” в собственном сознании, в своей картине мира. В этом расстоянии мы не имеем никаких свойств. “Свойства есть цепи рабства... И в моих свойствах, если они у меня есть, крутится машина, которая мыслит, думает, производит, - а вовсе не какое-то “я”. То, что произведено сцеплением свойств и приведением в действие психологических операций, - это все не относится к моему состоянию” (стр.346, стр.347). Что же относится к моему состоянию? Что останется, если убрать все мои индивидуальные свойства?
“Для Пруста сквозная тема - тема полемики с материалистическим, как он выражается, укоренением сущностей и законов в качествах и свойствах, которые сами по себе, натурально принадлежали бы предметам. Это сцепление натуральной принадлежности и есть то, что нам надо расцепить, и тогда мы увидим, как реально работает наша сознательная жизнь. В литературном описании таким материалом является, конечно, материя судьбы и движения желания” (стр.347).
Объекты сознания самоорганизуются, и в этой самовозникающей структуре появляются объекты, уровень которых отличается от укоренившихся качеств и свойств натурально принадлежащих предметам мира вещей. Наша сознательная жизнь - это жизнь информационных объектов разного уровня, конкурирующих в распределении информационных ресурсов мозга. Показать это в романе? Но не перечислением фактов из мира вещей. Судьба, движение желаний - вот адекватный уровень. Но можно ли сказать что-либо содержательное об этом уровне сознания просто отбросив нижние его уровни?
“Пруст был одним из тех, кто понял, что сознание, слепленное с конструкцией “я”, “яйной” конструкцией - есть препятствие; он понял сознание как препятствие, а не как привилегию. Классический взгляд состоит в том, что привилегированным является что-нибудь осознать. А тут в XX веке - у Пруста, Фрейда, у других авторов - мы вдруг наталкиваемся на то, что самоосознанность ... - это и есть препятствие. Не препятствие бессознательности, не препятствие незнания, не препятствие невежества, - а препятствие сознания” (стр.347, стр.348).
Не подлежащая остановке на какое-нибудь время работа сознания использует и формирует картину мира. В этой картине мира существенную часть составляют представления, полученные “на доверии” от других людей. С возрастом теряется способность человека к изменению этой части картины мира. Причины - возрастные физиологические изменения и возрастающие требования к авторитетности источников знаний. Закономерное уменьшение характерной постоянной времени процессов во внешнем мире (включая человеческое общество и антропогенные процессы в природе) приводит к несоответствию “одноразового” за жизнь формирования картины мира в сознании индивида и единственно возможного человеческого способа строить свое разумное поведение в этом мире. Ситуация опасная, непосильная для многих.
“Пруст как бы предлагает нам задуматься над феноменом задержки, запаздывания” (стр.348). Мы смотрим в зеркало, но видим в нем себя вчерашнего, другого, которого уже нет. Нужно принять эту неоднозначность (многозначность), многослойность собственного образа в своем сознании. Блуждающее “я”, мириад “я”, “по отношению к которым возникает проблема возможной связи или связности между ними” (стр.349). Или другими словами: ”Значит, у нас есть одно “я” - как неопределенное, безразмерное. Это “я”, или ум - в одном смысле слова. И во втором смысле слова ум или “я”, то есть субъектное сознание, - после чего-то совершившегося, после выбора, но еще не совершенного субъектом и в этом смысле бессубъектного деяния” (стр.349).
Бессубъектный выбор - это иносказание самоорганизации, не вошедшей в систему представлений ММ. И важнейшую роль в выборе поведения играет та часть мыслящего, которая в очень малой степени может быть отнесена к “личности”, а отражает общие (безличные) свойства вида “человек”. К этой части добавляются элементы, полученные “на доверии” и полученные личным опытом.
“Яйный” мир Пруста, в том числе мир испытующего “я” героев, есть объемный мир, и его, как таковой, мы вообще не можем понять, если не поймем, что в основе всего, точкой отсчета для всего лежит начало, и это начало - неопределенное, безразмерное. ... Пока же я хочу сказать так: все возможные связи (а это всегда вопрос связи: с какой точки я вижу Альбертину? С какой точки Сен-Лу видит Альбертину? Возможна ли коммуникация между этими двумя точками?) - только в объеме” (стр.348, стр.349) [Когда же мы подойдем к рассмотрению этого “неопределенного и безразмерного” ?]
БИГЛОВ Ю.Ш. КОНСПЕКТ ЛЕКЦИЙ О ПРУСТЕ МЕРАБА МАМАРДАШВИЛИ
С ЗАМЕТКАМИ ЧИТАТЕЛЯ, ИСПОВЕДУЮЩЕГО
ДЕЯТЕЛЬНЫЙ ПЕССИМИЗМ г.Белгород, 2000г.
